Российские военные подводят окончательные итоги по состоянию Вооруженных сил к началу этого года. Хоть еще точно и не подсчитали, но прикинуть успели. Итак: из частей ушли около 6 тысяч человек (а это ни много ни мало на 3% меньше, чем в 2001-м), при этом определить, сколько из них пострадали, а сколько просто за компанию пробежались, пока не представляется возможным. 1600 человек подверглись «казарменному насилию» со стороны офицеров. Около 1200 человек и вовсе погибли, но нужно отдавать себе отчет в том, что общая смертность в Российской армии за минувший год снизилась не менее чем на семь процентов. И вообще года с 96-го в Вооруженных силах наметилась четкая тенденция сокращения численности преступлений. Появилась даже надежда, что в новом году неприятностей типа четырех массовых побегов, как в прошлом, не будет. Но вот опять что-то не заладилось — солдаты, что ли, оказались не в курсе командирских планов по дальнейшему снижению уровня преступности в армии; короче, год начался с очередной массовой самоволки.
В ночь на 4 января 24 военнослужащих покинули часть у поселка Мга в Ленинградской области и строем отправились в местную правозащитную организацию «Солдатские матери Санкт-Петербурга». Причина оставления части — регулярные побои офицеров. Командование моментально выработало стратегию охоты на беглецов и устроило засаду на подходах к «матерям». Отловили почти всех.
В Мге офицерские побои — обычная практика. Вообще эта часть издавна имеет дурную славу. Только за этот год оттуда в общественную организацию «Солдатские матери Санкт-Петербурга» обратились более 80 человек. Летом приходили по нескольку человек в день. Жаловались на одно и то же — бьют офицеры. Несколько месяцев назад «Солдатские матери» отправляли жалобу на происходящее в части и в ГВП, и президенту, и командующему железнодорожными войсками, в ведении которого находится Мга. И проверки туда приезжали, на время которых, как говорят сами солдаты, избитых просто прятали. Но ничего в Мге не изменилось. Военные в который раз продемонстрировали свое нежелание или неспособность прекратить армейские беспорядки.
В Главной военной прокуратуре, впрочем, ситуацию видят несколько иначе:
— В Новый год солдаты устроили коллективную пьянку. Дежурный офицер, понимая, что ничего уже не исправишь, говорит: «Все, завязываем, ложимся спать». Эта требовательность офицера вызывает неприятие у выпивших солдат, его бьют. То, что у него разорвано ухо, сломано ребро, нос сломан — об этом сейчас никто не говорит. Офицер выбегает из казармы, идет в общежитие, где находятся другие офицеры, его друзья. Они, защищая своего товарища, идут и бьют солдат. Самое смешное в ситуации то, что сбежали не те, кто заварил кашу, и не те, которых побили офицеры, — ушли совершенно другие солдаты.
Что и говорить, действительно забавно. Особенно если учесть, что троих сбежавших сразу же после облавы госпитализировали, а нескольким пробившимся сквозь офицерское заграждение «Солдатские матери Санкт-Петербурга» бинтовали раны.
Комментируя произошедшее в Мге, министр обороны Иванов выступил с резкой критикой общественных организаций, занимающихся защитой прав военнослужащих. Министр возмутился: почему это солдаты идут не в органы военной прокуратуры, а в так называемые комитеты солдатских матерей? «Кто их содержит, на что они живут — это еще вопрос», — заявил Иванов, прозрачно намекнув, что вся деятельность российских правозащитников сводится к выполнению заказа — не иначе как западного — на развал нашей и без того трещащей по швам армии.
Цель ивановского выступления ясна: из-за повальных обращений военнослужащих к правозащитникам авторитет Вооруженных сил за последний год сильно упал. Надо же было что-то с этим делать!
Но не прошло и недели, как руководитель Главной военной прокуратуры Савенков фактически извинился за высказывание министра. Оказалось, работой комитетов прокуратура вполне удовлетворена, если у военных и есть зуб на правозащитников, то не на всех. Прокурору не внушают доверия лишь две организации, имеющие «неразборчивые» источники финансирования и всячески нарушающие закон.
Мы посчитали необходимым выяснить: кто же это портит кровь нашим военачальникам? В течение месяца (!) регулярно обращались с запросами в ГВП и Генпрокуратуру, но эти «подозрительные» организации нам так и не назвали. Оказалось, что никакого расследования в отношении «неразборчивых правозащитников» не проводится. Так кого же имел в виду главный военный прокурор? Кем недоволен министр? На кого в конце концов они хотят переложить ответственность за армейский беспредел? Приличные люди несут ответственность за свои слова. Почему же тогда ими бросаются наши высшие чины?
Как бы то ни было, большинство общественных организаций готовы забыть Иванову его инсинуации и, если нужно, подробно, до копеечки отчитаться перед министром, рассказать ему, «на что живут и кто их финансирует».
— Никакие возможные проверки ни со стороны ГВП, ни со стороны Минобороны нас не страшат, — заявляет специалист Союза комитетов солдатских матерей Любовь Кузнецова, — «неразборчивых» источников у нас нет — мы открыто можем признаться, что в прошлом году получили грант Европейского союза. Минобороны, к слову, получает гранты от тех же европейских организаций, что и мы, на программу по химическому разоружению, например.
СКСМ существует практически на общественных началах — всем его сотрудникам приходится работать где-то еще. Поле деятельности организации — защита прав призывников и военнослужащих. Поле, как признаются «матери», непаханое.
Несмотря на выпады министра обороны, и ответственный секретарь СКСМ Валентина Мельникова заявляет, что с военными матери ладят. По крайней мере, с ГВП. Да и попробуй не дружить, когда от отношений с прокурором зависят судьбы сотен солдат. И все же к «мамам» обращаются чаще, чем в прокуратуру. За прошлый год в СКСМ обратились 2867 человек. Большую часть из них удалось перевести в другую часть или комиссовать. Солдатские матери говорят: мы не поощряем уклонения от службы, никого не покрываем, действуем только по закону, и первое, что предлагаем сделать обратившемуся к нам, — вместе пойти в прокуратуру.
— Без опытного представителя разобраться в тонкостях законодательства непросто, — убеждена Мельникова, — ведь часто первое, что «бегунок» слышит в прокуратуре, — «ты преступник, дезертир». Хотя в 337-й статье Уголовного кодекса есть примечание: «Военнослужащий, впервые совершивший деяния, предусмотренные настоящей статьей, может быть освобожден от уголовной ответственности, если самовольное оставление части явилось следствием стечения тяжелых обстоятельств».
В комитете по опыту знают: доказать, что стечение тяжелых обстоятельств действительно имело место, бывает непросто:
— Вот, например, нарушение уставных правил, повлекшее тяжкие последствия, карается лишением свободы сроком до десяти лет. Для того чтобы убедить следователей, что ранения на теле солдата являются следствием побоев, а не многократного падения с верхнего яруса койки, нужны свидетели. Даже если таковые и были, они себя никак не проявят. Хотя бы из соображений собственной безопасности. К тому же все чаще солдаты страдают от побоев со стороны офицеров.
Неуставные отношения между офицерами и срочниками для Российской армии проблема не новая. Однако если раньше о ней практически не говорили, то теперь, по данным комитетов солдатских матерей, каждое третье оставление части спровоцировано именно издевательствами со стороны офицеров.
Главный военный прокурор вроде бы уже указал на корень проблемы «офицерского неуставняка»: «Дисциплинарного взыскания в Вооруженных силах, такого, как арест и содержание на гауптвахте, больше нет, офицеры теряются и применяют недозволенные методы из-за того, что не находят других средств, чтобы унять подчиненных». Но у солдатских матерей, согласитесь, более веские доводы.
— Офицеры били солдат и во времена СССР, но тогда об этом просто не говорили. Но выросло новое поколение людей, которые не собираются молчать, — говорит Валентина Мельникова. — Правда, есть и другая сторона вопроса: практически все офицеры нашей постоянно воюющей армии успели поучаствовать в боевых действиях, а значит, это люди со сломанной психикой, у которых моральная планка несколько снижена. Они носят войну в себе. За рубежом это поняли давно, начали проводить специальные курсы, а российские военные медики считают, что ничего подобного у наших офицеров быть не может. Когда мы заговорили об этой проблеме на пресс-конференции с главным врачом Минобороны, он покраснел, бросил папку на стол и вышел...
(с) Ольга Боброва
вот вам ваша армия...
