А вот что касается нравов городского населения, то тут, пожалуй, знаю я один показатель нравов. Объективный, наглядный и не привязанный к какому-либо одному социальному слою.
Подземный переход. Час не то чтобы пик, но около того. У киоска – солидная по нынешним меркам очередь, человек пять-шесть. Все хотят прижаться поплотнее к киоску, уйти с оживленного фарватера. Но не получается – у самой стенки, развалившись на спине и задрав вверх все четыре лапы, смачно дрыхнет бездомная собака. На вид ей лет пять – и за все эти годы она, похоже, ни разу не была разбужена пинком в упитанное мохнатое пузо. Ей и в голову не приходит, что такое вообще возможно. Людям из очереди тоже – кое-кто ворчит, но все старательно смотрят под ноги, чтобы не наступить ненароком на вальяжно откинутый хвост.
А ведь лет двадцать назад прадед этой нахальной сони если и рисковал соваться в этот переход, то разве что глухой ночью. В те часы, когда там не могло оказаться больше одного человека одновременно и, стало быть, оставался путь к отступлению. И если кто-нибудь двуногий в радиусе полусотни метров от него делал резкое движение – ну хотя бы спотыкался, – пес моментально отскакивал подальше. Теперь же его потомки спокойно раскатывают в метро, порой аж на сиденье, и не обращают внимания даже на прямые угрозы. Чего их, людей, бояться-то? Они не кусаются.
Кстати, эту фразу я как-то услышал на многолюдной зимней горке, когда ко мне подбежала красивая и веселая рыжая дворняга, явно ничья. «Это Джек, он не кусается», – поспешили успокоить меня двое мальчишек, вертевшиеся рядом. Поскольку на самом Джеке это было написано аршинными буквами, я даже не сразу понял, чего они так стараются. Потом дошло: чужой дядька может сдуру обидеть их друга или начать орать, чтобы его убрали. Эти взрослые, бывает, странно реагируют на собак. Особенно таких, которые ничьи.
Как же, помню-помню. И не только на собак. Когда мне было столько лет, сколько сейчас этим пацанам, кошки – не только бездомные, но и самостоятельно гуляющие домашние – в ответ на любые знаки внимания со стороны незнакомцев удирали опрометью. Даже недельный котенок, у которого не могло быть никакого личного опыта, шипел и выл на чужого человека, пытавшегося его погладить. А сегодня и видавшие виды чердачники нередко с готовностью откликаются на «кыс-кыс». Что с них, бессловесных тварей, взять? Газет не читают, телевизора не смотрят – вот и не знают, что живут в эпоху упадка нравов и полной бездуховности. Опираются только на свой ограниченный опыт. А он гласит, что ни им, ни их родителям за всю жизнь не довелось нарваться ни на одного подонка. Во всяком случае на такого, у которого природный садизм преобладал бы над конформизмом. Такое вот, изволите видеть, падение нравов.
Кстати, на мысль о его возможных причинах меня тоже навели животные. В позапрошлом году, будучи в командировке в дальнем башкирском селе, зашел я с коллегой в один из дворов купить картошки и сметаны. Первым, кого мы увидели, был великолепный кобель-лайка, встретивший нас весьма дружелюбно.
– Раньше он злой был, – заметил сопровождавший нас местный житель, почесывая красавца за ухом.
– Когда раньше?
– Когда на цепи сидел.
